В Чебоксарском районе в сельхозартели «Моряк» на 38 человек был один лом, в сельхозартели им. Водопьянова на 45 человек — один лом, в Марпосадском районе на участке работ колхоза «Верный путь» на 159 человек — семь ломов, на участке работ колхоза «Заря» на 46 человек — три лома. Поэтому «остальная часть колхозников ожидает, когда один человек снимет замёрзший покров земли, чтобы продолжить работу лопатами», приводятся данные в сборнике документов «Совершенно секретно» Чувашского государственного института гуманитарных наук (составителя Евгений Касимов и Дмитрий Захаров).
ПРИБЫТИЕ ЛЮДЕЙ.
Людей отправляли на строительство в огромной спешке, без соответствующих разъяснений. В первое время наблюдались организационные неурядицы, не все руководители и председатели колхозов осознавали важность данной работы, как следствие — эти настроения сказывались и на рабочих. Наглядно это показывает проверка в Ибресинском районе, где 14−16 ноября вместо требуемых 6500 человек работали в разы меньше.
«Срыв выполнения… объясняется, прежде всего, неповоротливостью самих руководителей района, не сумевших по-настоящему организовать массы на выполнение проводимых мероприятий, отсутствием контроля выполнения данных поручений и решений райкома ВКПБ и исполкома райсовета. И всякая ссылка на какие-то особенности Ибресинского района явно несостоятельна», — докладывает секретарю чувашского обкома ВКП (б) Ивану Чарыкову народный комиссар юстиции Чувашской АССР Краснов, подчёркивая, что «ссылка на нехватку рук — сущая болтовня, явление вредное при выполнении столь серьезных оборонных заданий».
В Янтиковском районе первое время «вместо увеличения рабочей силы» была «утечка».
"Начальник прорабского участка т. […] не сосредоточил своего внимания на этой важнейшей работе, куда он направлен. Он до настоящего времени считает основной работой секретарствование в райкоме, а не работу на трассе. В связи с этим часто отсиживается в Янтиково. Так, 3 ноября 1941 он был дома под видом разбора шифровки, присланной в РК ВКП (б), 4 ноября занимался подготовкой к бюро райкома. Сегодня, 5 ноября, т. Сорокин намеревается проводить бюро РК ВКП (б). В интересах дела нужно т. […] держать на прорабском участке, а не в райкоме», — делает вывод контролёр уполномоченного КПК при ЦК ВПК (б) по Чувашской АССР Иванов.
ПОСТАВКИ ТОВАРОВ.
Задокументированы случаи, когда председатели колхозов или исполкомов сами самовольно покидали место стройки, а за ними следовала и часть землекопов. В результате работа была дезорганизована. В таких случаях руководителей привлекали к ответственности, включая уголовную.
К этому добавлялись перебои с доставкой продуктов питания, наблюдавшиеся в первые дни стройки, в результате рабочие могли на несколько суток остаться без еды.
«Многие председатели колхозов Красноармейского района посылали людей без точного адреса. Например, меняя несколько раз место работы, некоторые колхозники по три дня находились в пути и приезжали с пустыми мешками», — пишет упомянутый выше Иванов.
Были случаи доставки червивой продукции или кормовых продуктов (то есть предназначенных для откорма домашнего скота). К примеру, в одном из сельсоветов колхозники три дня жили без продуктов, «питаясь кое-чем, а председатель колхоза на неоднократные требования отделывается молчанием». Из-за того, что на место стройки продукты доставлялись и из отдаленных районов, плюс периодически менялись места стройки, то первое время многие обозы по несколько дней находились в пути. В результате колхозное продовольствие приходилось использовать уже в пути:
«Колхоз им. Сталина на стройку направил восемь овец с колхозной фермы, и те колхозники, которые везли овец, в пути одну овцу израсходовали (растранжирили)», — докладывает представитель отдела кадров обкома ВКП (б) в Комсомольском районе Терентьевич.
Но были и случаи из ряда вон выходящие.
«Имеется один характерный случай. В Б. Таябинском же колхозе дело доставки продукции было поручено единоличнику, но последний продал колхозный хлеб (пуд муки) за 180 руб. на дороге же. В колхозе «Пахарь» первым удрал из Алатыря бригадир колхоза […], а за ним вернулись 60 человек. В Яманчурском колхозе […] возчики продали мешок фуража, как только выехали на 4 км из деревни, и пьянствовали. Такие факты здесь не единичны. За последнее время в районе этим начали заниматься серьёзно. Отдельные люди привлечены к уголовной ответственности. Например, при мне судили гражданина деревни […] осудили на 5 лет тюремного заключения», — отмечается в докладной завинструкторским отделом обкома ВКПБ Молоствова, направленной секретарю обкома ВКПБ Петру Пивоварову.
Условия военного времени требовали максимальной собранности, отдачи и трудовой дисциплины от всех, большинство трудилось на пределе сил, очень многие перевыполняли нормы. Но, как и в любом масштабном деле, тем более совершенно новом и при жёстких сроках, в первое время были «перегибы», слабая координация при сборе трудовой силы, недопонимание со стороны отдельных руководителей и колхозников. Архивные данные содержат как многочисленные примеры героизма, так и случаи дезертирства, находились симулянты и саботажники.
ДЕЗЕРТИРСТВО. САБОТАЖ. СИМУЛЯЦИЯ.
Инструктор военного отдела обкома ВКПБ Чурбанов в своей справке «о невыходе Ибресинского района на оборонное строительство» сообщает, что «немалое количество» было отпущено со строительства по «разным причинам». Например, начальник участка выдал одной из женщин справку о том, что она «действительно отработала свой срок на строительстве оборонного задания и разрешён выезд без возвращения». В Шемуршинском районе секретарь исполкома райсовета отказался отправлять жену на стройку, заявив, что без неё «найдутся люди в районе». Освобождались также «по отсутствию одежды и обуви».
Были факты и откровенного саботажа. В качестве примера в одной из докладной приводится колхозник из Вурнарского района, который «через 10 дней сбежал со стройки, а на стройке дезорганизовал работу и занимался контрреволюционной агитацией». «Он заявлял: «Нас привели сюда на смерть, надо бросить работу и уходить домой, а не отпустят домой, так лучше покончить жизнь самоубийством, чем здесь гибнуть медленной смертью», — говорится в справке заведующего отделом кадров обкома ВКПБ В. Терентьева.
Вскоре подобные негативные настроения были практически исключены: развернулась активная политическая пропаганда, писались стенгазеты, организовывались концерты, с особо упрямыми проводили показательные беседы, а в особо тяжких случаях организовывали судебные процессы. Хотя первое время «судебно-следственные» органы подвергались критике за слабую работу и непринятие мер.
«Слабо работают (вернее, не видать их среди народа) судебно-следственные работники. Имеются ряд случаев самовольного ухода, а к ним не приняты меры. Прокуратура Чувашской АССР должна дать указание районным прокурорам по этому вопросу, а то они не решаются вмешиваться в эти дела», — просит 5 ноября 1941 года уполномоченного КПК при ЦК ВКП (б) по Чувашской АССР В. А. Серова контролер уполномоченного КПК при ЦК ВКП (б) по Чувашской АССР Иванов, говоря о ситуации на шестом ВПС.
О «неповоротливости судебных органов» в Красночетайском районе пишет и член ВПК (б) Аникин, приводя вопиющий случай: «Привлекаются к ответственности не те люди, которые должны привлекаться к ответственности. Так, например, на 18 ноября слушается первое дело в отношении […] которая имеет грудного ребёнка в возрасте одного года двух месяцев, причём меры пресечения были избраны с содержанием её под стражей. Посадили её, но у нее распухли груди от молока, и были вынуждены её освободить… Сама она ушла с работы к больному ребенку. В то же время в районе имеются сотни дезертиров, уклоняющихся от работы. На мой вопрос к райпрокурору […] почему не привлекает их к ответственности, ответил: «У меня не было другого материала…»
Вскоре судебно-следственная система активизировалась. В докладной записке на имя секретаря чувашского обкома ВКП (б) Ивана Чарыкова и председателя совнаркома Чувашской АССР Сомова народный комиссар юстиции Чувашской АССР Краснов сообщает, что «имеются случаи уклонения отдельных граждан (правда, их немного) от выполнения этой работы», и что «судебно-следственные органы района провели ряд показательных процессов над саботажниками». Наказание было разным — от предупреждения и партийного взыскания до лишения свободы.
К примеру, в докладной на имя Ивана Чарыкова о мобилизации рабочей силы на спецстроительстве по Янтиковскому району, составленной завсектором судебно-прокурорских органов обкома ВКПБ Шестипаловым 17 ноября 1941 года, сообщается, что органы суда и прокуратуры привлекли к уголовной ответственности «за уклонение от повинностей» (за отказ работать или ехать на работу) 15 человек, из них трое осуждены: два человека приговорены к 10 годам лишения свободы, а один — к пяти годам. В числе попавших под уголовное преследование — председатель одного из колхозов: «за преступное отношение к важнейшим мероприятиям» в виде обеспечения продовольствием строителей оборонных рубежей (не закончен обмолот, хлебопоставка идёт «преступно плохо», и, несмотря на поручение исполкома, всех лошадей поставил на отдых). Сохранилось упоминание о том, что в Вурнарском районе были осуждены 30 человек, в Шумерлинском районе — 20 человек, в Козловском районе в прокуратуру поступило 58 актов по факту уклонения от работы на строительстве.
ТРУДОВОЙ ПОДВИГ.
Вскоре эти явления практически сошли на нет. В тылу был создан свой фронт. Бойцы осознавали важность линии обороны, которую строили в Чувашии. Люди долбили каменную землю, работая на пределе человеческих возможностей, срывая в кровь мозоли, изнашивая перчатки и рукавицы, стаптывая обувь. Многие перевыполняли нормы в два, три, а то и более чем в четыре раза. Ни одна техника не способна на такое.
Также было развёрнуто социалистическое соревнование «за досрочное и качественное окончание строительства оборонительных сооружений … за высокое качество работ, организован обмен опытом работы и распространение его среди рабочих». Учреждено было переходящее Красное Знамя Совнаркома и обкома ВКП (б), которое вручалось передовому коллективу. Была введена система поощрения передовых участков, бригад, звеньев и отдельных рабочих.
В одной из своих книг доктор исторических наук Василий Димитриев вспоминает, в каких условиях шло строительство Сурского рубежа:
«Выполняя поступившее распоряжение, все студенты и преподаватели института 9 ноября выехали в Октябрьский район на строительство оборонительной линии, прокладываемой по правому берегу Волги от пункта выше Мариинского Посада до Ульяновска и далее на юг. Совершив 27-километровый поход пешком, мы разместились в деревне Истереккасы Большетимерчинского сельсовета Октябрьского района…
Мы рыли в течение двух месяцев глубокий противотанковый ров (здесь же устраивались дзоты, блиндажи, траншеи и т. д.). Зима была лютой: морозы доходили до 40 градусов. Несмотря на морозы, мы работали изо всех сил. Более выносливыми и работоспособными были юноши и девушки из села…
Каждому выдавали 800 г. хлеба. На завтрак и ужин мы получали суп, часто мясной, из общего котла. Обедали в поле же. Здесь в больших котлах варили картофель. Все студенты, даже городские девушки, никогда не носившие лаптей, стали ходить в них. Лапти оказались самой лучшей обувью на земляных работах при жестоком морозе.
Все здесь — и студенты, и колхозники — постоянно следили за событиями на фронте. Очень радовались первой крупной победе Советской армии — разгрому немецко-фашистских войск под Москвой».
Воспоминания ряда бойцов приводятся в книге Альберта Ерлыгина «Сурский и Казанский оборонные рубежи». Так, участник строительства шестого ВПС Казанского рубежа Н. Г. Морозов, который был мобилизован на стройку в 16 лет, вспоминает, что «питались в основном картошкой и хлебом», «все копальщики были в лаптях, они удобны и легки»: «Тракторов не видел. Мёрзлую землю копали вручную, ломами, лопатами, кирками. Научились откалывать большие куски земли. Нормы выработки надо выполнять. Работали не менее 12 часов ежедневно. Много больных».
Здесь же приводятся воспоминания художника Н. Яковлева, которого вместе с другими строителями разместили в одной из деревенских изб: «Утром на рассвете уходим копать, в темноте возвращаемся. Негде греть воду, не только кипятить, вот и пьём ледяную воду. От этого все кашляют. Я заболел бронхитом. Портянки сушим, подстилая под себя». Он также приводит ежедневные нормы питания «для рабочих и служащих городов»:
«Хлеб — 800 г.;
крупа — 35 г.;
мясо — 40 г.;
жиры — 10 г.;
картофель и овощи — 600 г.».
Труженица тыла К. В. Плотникова вспоминает, что «при сильных морозах землю сначала оттаивали кострами, а затем её кусками откалывали с помощью клиньев»: «Понимали, что это нужно, чтобы отстоять Родину от немецких захватчиков. Брались за лом и долбили замёрзшую за ночь землю, приложив все усилия».
БОЛЕЗНИ.
Также в книге опубликованы воспоминания ещё одного 16-летнего бойца В. К. Симсова, который отмечает, что «части колхозников приходилось жить в палатках или шалашах, наскоро собранных из хвойных лапок, соломы, хвороста (отапливаемые землянки были построены позже): «Люди старались изо всех сил. В развернувшемся социалистическом соревновании застрельщиками были комсомольца авиационного завода, не отставала от них и бригада №4 колхоза «Комбинат». Они приняли решение отчислить однодневный заработок на строительство бронепоезда «Комсомол Чувашии». Их примеру последовали и другие бригады».
С учётом стоявших морозов, однообразного и скудного питания, недостаточности тёплой одежды, люди заболевали. Данных о медико-санитарной организации работы крайне мало. Из отчёта о работе второго ВПС следует, что на каждом прорабском участке амбулаторный приём ведёт один врач. Посещаемость амбулаторий на каждом участке достигает 60 человек в день.
«Заболеваемость колеблется от 0,13−3,5%, по всем участкам 0,9−1,3%. Наиболее часто встречаются простудные заболевания: грипп, бронхиты, ангины, конъюнктивиты, ревматизм. Много трахомы второй стадии. Лихорадящих больных врачи берут под наблюдение, и если в течение трёх дней температура не падает, направляет в районную больницу для уточнения диагноза. Например, на втором прорабском участке больной два дня лежал с температурой 39. Врач направила больного в шумерлинскую больницу. Через два дня выяснилось, что у него грипп», — говорится в документе.
Медицинская помощь на месте строительства не оказывалась, врачи на место стройки также не выезжали. Люди обмораживали конечности, падали в рвы, были случаи обвала при разработке грунта.
На строительстве были организованы дезотряды, для предотвращения завшивленности топили бани. Для помывки использовались бани ближайших деревень, ежедневно по всему второму ВПС топилось по 30 бань. Врачами участков был составлен график посещения бань рабочими «не реже двух раз в месяц, но этот график не выдерживается». В справке о медико-санитарном обслуживании по 12-му армейскому управлению оборонстроя НКО СССР сообщается, что рабочие «размещаются по квартирам без санитарной обработки, отсутствуют элементарные правила санитарных условий»:
«Рабочие в бане моются редко, вследствие чего среди них имеется завшивленность, а из этого и распространение инфекционных заболеваний».
Сохранилось «объяснение» по Порецкому району, где говорится, что 23 ноября 1941 года рабочим Анастасовского сельсовета была «дана увольнительная (вымыться в бане) ввиду того, что в землянках обнаружены случаи завшивленности и заболевания тифом».
Из отчёта второго ВПС следует, что каждый день на участках освобождались «к врачу до 60 человек, из которых оказывается 10−15 больных». У некоторых здоровье было подорвано, были и умершие. В объяснительной записке по организации рабочей силы по Порецкому району поясняется, что дополнительно можно мобилизовать «около 5300 человек, из них работали: 24 ноября 5002 чел. И 25 ноября 5164 человека»:
«Возможных 5300 человек полностью не работают ввиду того, что много естественной убыли по болезни, в особенности среди женщин».
Данных о том, сколько человек погибло по болезни, пока найти не удалось.
ИНЖЕНЕРНЫЕ КАДРЫ.
Напомним, на территории Чувашии было организовано шесть военно-полевых сооружений (ВПС). По Сурскому строительному рубежу — с центрами в Ядрине, Шумерле, Порецком, Алатыре. Два ВПС были на Казанском направлении: в селах Октябрьское и Янтиково
Для строительства оборонительных сооружений необходимы были военные инженеры — в Чувашии такие специалисты если и были, то единицы. Имеющиеся технические специалисты ушли на фронт. В первое время всё это сильно сказалось на организации работ, вплоть до простого понимания того, как ставить задачи рабочим и как именно рыть окопы и траншеи. Из-за сжатых сроков рекогносцировочные данные порой «опаздывали» за стройкой, создавая угрозу срыва работ и доводя положение до «чрезвычайного».
В архивах приводятся, пожалуй, наиболее вопиющие случаи, которые происходили из-за недостатка знаний и опыта по рекогносцировке.
«Рабочие не расставлены, как это следовало бы; работают они скопом, подчас мешая друг другу. Одна и та же работа выполняется несколько раз только потому, что рабочим не было показано, с какого конца нужно начинать рыть ров, как разравнивать землю. Такое положение привело к тому, что выброшенная земля не была своевременно разровнена, она смерзлась, и теперь её снова приходится разбивать, тогда как её можно и нужно было сразу раскидать на известную толщину. На 6-м участке бригады не разбиты на звенья, отдельным рабочим не отводится участок работы, исходя из установленных норм. Все это приводит к обезличке в работе, кто роет землю, а кто и так расхаживает», — пишет в докладной в самом начале строительства, 10 ноября 1941 года, контролёр уполномоченного КПК при ЦК ВКП (б) по Чувашской АССР Иванов о работе шестого участка ВПС (военно-полевого строительства).
Он также констатирует, что рекогносцировка не закончена. А на отдельных участках (Красноармейском, Шахизановском) противотанковые рвы и эскарпы сооружаются, «мало учитывая рельеф местности»:
«Например, на крутых склонах кое-где проводится излишняя земляная работа. Отступив на 3−4 метра выше или ниже установленной линии, во многих местах можно было сократить земляную работу без всего ущерба для дела. Это дало бы возможность значительно ускорить завершение земляных работ».
На втором ВПС у одного из рекогносцировщиков были выявлены «такие дефекты, которые сводят» на нет уже сделанную работу.
«К примеру, на четвёртом строительном участке (Советский район) произведена вырубка и очистка кустарника на площади 39 га, оказавшаяся впоследствии ненужной работой. На этом же участке произведены работы по устройству эскарпов протяжением в 2962 погонных метра, оказавшиеся также ненужными ввиду естественных препятствий… В Ядринском районе на третьем участке точки номер 1 и 3 сделаны неправильно ввиду неверных нулевых линий, между тем, эти точки закончены работой на 95%… Точки номер 3, 7, 8, 9 сняты, невзирая на то, что работа по ним выполнена в значительном размере», — констатирует в докладной записке, отправленной 29 декабря 1941 года, начальник первого ВПС М. Терентьев.
Начальник четвёртого ВПС Ерёмин в докладной записке от 28 декабря 1941 года отмечает, что «привязка огневых точек на местности по местным ориентирам доходила до смешного»:
«Это тогда, когда точки привязывали к несуществующему мосту или стогам сена, которые через некоторое время увозились колхозами (5-й участок). Со стороны ВПС 4 подмечались ненормальности в работе рекогносцировщиков, но это мало что помогло, а если и помогло, то с очень большой медлительностью…
Полная безответственность со стороны группы рекогносцировщиков тормозила и продолжает тормозить строительство. Управление ВПС 4 до настоящего времени не имеет общей схемы рубежа, подписанный старшим руководителем рекогносцировочных группы, и полной ясности в объёме работ по окончании каждого батальона в отдельности. Частое изменение схем и их несвоевременное представление участкам отражается на невозможности создания хотя бы шестидневного плана работы участкам и графика производственных работ. Как пример можно привести участок №5, где схема только по переднему краю обороны заменялась до семи раз».
В одном из отчётов о работе второго ВПС откровенно говорится, «командиры саперных рот показывают полнейшую неграмотность». Так, одна из рот третьего саперного батальона «срубила срубы огневых фланговых точек, левых, а по формуляру рекогносцировки требуется дать правофланговую точку»: «Командир роты не растерялся и нашёл «выход» — перевернул сруб вверх дном и установил его в котлован, но так как огневая точка не симметрична, то оказалось, что второй номер пулеметного расчёта на правой стороне поместиться не может.
Командир роты третьего сапёрного батальона нашёл на трассе какой-то вбитый кол (причём только один кол) и решил, что здесь должна быть огневая точка. Выбрал котлован, но впоследствии только догадался, что ему надо куда-то иметь направление амбразуры, и оказалось, что котлован вырыт не на том месте (колышек был вбит топографом для вспомогательных работ)».
Но эти трудности также закаляли. В Чувашии учились военно-инженерному делу на практике и проявляли инициативу, чтобы ускорить оборонительные работы, хотя и не всегда их одобряли. Наиболее ярким свидетельством этому является отчёт о работе второго ВПС за время работы с 1 ноября по 19 декабря 1941 года.
«Основной технической документацией служит альбом по фортсооружениям. Но в альбоме нет совершенно разработок, как каменный тюфяк, шпору, заложенный на цементном растворе, заменить на деревянное. Это немало сдерживало работу по сооружениям. Получили чертежи с разработкой деревянного тюфяка и шпоры от 12-го армейского управления Главоборонстроя. Мы получили после 10 декабря, хотя ВПС, не дожидаясь чертежей, ощупью, своими силами, кое-как нашёл решение этого вопроса.
Можно привести как пример недостатки консультации по фортсооружениям. По условиям местности есть смысл делать врезные точки в берега и эскарпы, которые хорошо можно замаскировать, но на них нет ни чертежей, ни разработок. ВПС, используя основные элементы огневых типовых точек из альбома, разработал тип этих сооружений и послал его на утверждение в 12-е армейское управление в производственный отдел. Начальник производственного отдела 12-го управления тов. Геращенко дал 8 декабря заключение: «Ввиду существенных недостатков врезной точки, к производству допущена быть не может», чертежи на врезные точки нами будут даны.
Я вызвал тов. Геращенко к телефону по этому вопросу, какие именно имеет проект дефекты, чтобы их устранить. Геращенко сообщил, что можете и по нашему проекту проводить работу в отдельных случаях. У кого найдётся смелости после этой бумажки дерзнуть возводить сооружение, к производству не допущенное?»
В разработке фортсооружений, помимо населения, участвовали рекогносцировочная группа Генштаба по оборонным сооружениям, сапёрные и гужетранспортный батальоны, топографический отряд, управления оборонных работ, стройбат, отдельный батальон войск НКВД и ряд других подразделений.
Затем в Чувашию прибыли рекогносцировочная группа и 12-е армейское управление оборонных работ НКО. Они форсировали и корректировали проведение работ. Также проводилось на местах обучение бойцов.
ИТОГИ.
Несмотря на нечеловеческие условия, директива Госкомитета Обороны по возведению Сурского оборонительного рубежа и Казанского обвода в пределах Чувашии была выполнена в установленные сроки. Строительство на Сурском рубеже закончено за 45 дней, 20 января 1942 года, Казанском — 25 января 1942 года, причем ряд полевых строительств (Алатырь, Порецкое, Шумерля, Янтиково) закончили досрочно.
По данным Госархива современной истории Чувашии, за период строительства выполнен огромный объем работы на протяжении 380 км: вынуто 4 897 000 кубометров земли, построено 1600 огневых точек (дзоты и площадки), 1500 землянок и 80 км окопов с ходами сообщений. Производительность труда на земляных работах составляла 1,42 кубометра на человека в день. На строительство затрачено 5 329 000 человеко-дней.
«Задание ГКО по строительству Сурского оборонительного рубежа выполнено. Объем вынутой земли-3 млн. кубических метров, отстроено 1600 огневых точек (дзотов и площадок), 1500 землянок и 80 км окопов с ходами сообщений». В феврале 1942 г. было завершено строительство Казанского рубежа